Руку альтмерскому военачальнику разрубили до выглянувших из плоти обломков лучевой кости. Он выронил меч – узкий, длинный, с черным от крови лезвием. Острие вонзилось в обезглавленный труп имперского солдата, а инкрустированная темными изумрудами рукоять упокоилась во вспоротом животе его собрата.
Эльф продолжал сражаться. В грудных щитках доспеха отражались блики Золотого Меча.
Он зачерпывал собственную кровь и превращал ее в магию. Кончики пальцев потемнели, воняя горелым мясом (жженая плоть альтмера пахнет ничуть не лучше обугленной конины). Десяток имперцев вспыхнули, заметались живыми факелами и опали желеобразной грудой, покрытой обуглившимся железом.
Император Тит Мид II увернулся от огня, и чуть не поскользнулся то ли в луже того, что когда-то было солдатом империи, то ли на раскинувшемся в неловкой, лягушачьей позе эльфе. И без того разгромленная Башня пахла скотобойней, стала скотобойней. Гарь добавила аромат кожевенной.
Кровь стекала со стен, с потолка, кровью захлебывались мертвые – эльфы и люди; живые – тоже.
- Во имя Талоса! – провозгласил Тит; и под его мечом тонко хрупнул доспех, а следом и брызнуло липким лопнувшее сухожилие.
Так пал лорд Наарифин. В прямом смысле.
Даже высший эльф неспособен стоять с перерубленной ногой.
Cкинградский целитель смеялся с истеричным привизгом, когда Тит потребовал вылечить лорда Наарифина – «каждую рану его, чтоб не осталось даже шрама». Целитель по имени Адриан две недели прятался в часовне Джулианоса, а потом сумел сбежать из осажденного Доминионом города, и, наблюдая за тем, как дергаются узкие плечи и дрожит рыжеватая курчавая борода, Тит думал: cколько в этом смехе безумия? И чьего безумия?
- Недостаточно просто держать его в заложниках. Недостаточно просто дать ему смерть, - Тит замолк, прислушиваясь к крикам на улице; тонкий женский визг звенел верхней нотой, предсмертный хрип басовито катился нижней. – Башня Белого Золота разорена и разграблена…
«Как и Империя», - но вслух не добавил, невесело усмехнулся.
- Но на самом верху найдется пара ржавых штырей.
Солдаты связали альтмерского лорда по рукам и ногам, так морозные пауки ловят своих жертв в кокон. Молодой редгард заталкивал в рот Наарифина окровавленные тряпки, пока узкое лицо эльфа не раздулось, словно покусанное осами.
- Повязки наших воинов, - пояснил редгард, блестя белыми зубами. – В гное и гангренозных соках. Пусть попробует на вкус то, что делал с нами.
Тит кивнул.
Пусть.
Затем тащили по ступеням Башни, выщербленным и разбитым альтмерскими клинками. На каждом этаже останавливались, чтобы Наарифин видел: трупы его сородичей гниют, неупокоенные. На улицах жгут имперцев.
- А ваша участь – черви и воронье, - повторял Тит. Рядом шел целитель Адриан и хихикал, подпрыгивал, потирал руки. Эльфы убили его жену и дочь, вспомнил Тит. Отдали своим дрессированным гоблинам, потому что сами побрезговали, а после содрали заживо кожу.
На одном этаже вчетвером насиловали эльфийку. Титу почудилась несправедливость: его люди не гнушались оттрахать желтокожих сук.
На другом рвали в клочья долговязого тощего мага, внутренности вывалились из вспоротого живота коричневато-красным мотком, кишки скользко елозили по полу.
- Смотри, - повторял Тит. Он надеялся, что Наарифин отвернется, но альтмерский лорд только щурил зеленые, цвета мха и змеиной травы, глаза. По подбородку стекала слюна и желто-розовый гной редгардовых тряпок.
Тит не ошибся: чуть ниже шпиля Башни торчали драконьими клыками кривые сваи-штыри; он тронул каждый – пять штук по очереди, усмехнулся. Достаточно тупые и достаточно ржавые. Идеально.
- Насадите его, как свинью на вертел, - приказал Тит, и после паузы - в змеиных глазах даже зрачок не сузился. – Голым.
Целитель заливался своим визгливым хохотом.
Приказ исполнили в точности. Наарифина раздели до последней нитки. Знакомый редгард проковырял кинжалом руки и ноги насквозь – штыри вошли в раны идеально, хотя солдаты ругались и шипели. Целитель залатал раны, чтобы железо и ржавчина вросли в плоть, чтобы плоть сплелась со сваями, чтобы не умер проклятый альтмер чересчур быстро, от потери крови. Пятый «драконий клык» пришелся на пах, Тит собственноручно раздавил почти безволосую мошонку.
Он думал о символизме. Однажды Империя поставила эльфов на колени, вы, талморцы – просто следующие. Вы кичитесь древней кровью и чистотой расы? Мы заберем ваших женщин и кастрируем мужчин, от младенца до старика.
Наарифин прерывисто дышал, но так и не сомкнул век. Тит передергивал плечами: чудилось, будто ползет из-под светлых ресниц ядовитая зелень, невидимые змеи, чуждая магия. Тряпки изо рта достали – Тит хотел послушать альтмерские вопли. Наарифин молчал. К потекам слюны на подбородке добавилась кровь: он почти откусил собственный язык, чтобы не кричать.
Целитель заживил и эту рану: Тит собирался говорить с ним.
Он отступил, опасно балансируя на узкой площадке Башни. Любовался работой: ржавые колья торчали из плеч и голеней Наарифина, словно влитые. Тит вытряхнул на ладони целителя горсть монет, вывернул наизнанку весь кожаный мешочек.
Самое меньшее, чем мог отблагодарить… но не вернуть жену и дочь.
Он поймал себя на том, что почти любуется и самим пленником. Наарифин был высок даже для альтмера, и в отличие от худосочных магов знал, с какого конца браться за меч. Крупные мускулы вздувались под кожей. На длинной шее колотилась яремная вена, предательски выдавая страдания хозяина. Бесцветные растрепанные волосы впитывали каждый луч солнца, сияя почти нахально.
Эльф смотрелся украшением, бронзовой – или золотой статуей на вершине Башни.
- А вы сгодитесь в роли безделушек. Я введу эту моду: каждый аристократ Сиродила будет держать в особняке прибитого к стенке гвоздями альтмера, - пообещал Тит.
Ответом померещилась усмешка, и Тит стиснул липкие от крови пальцы в кулаки.
«Не усмешка. Гримаса агонии. Именно так, никак иначе».
Он отдельно указал целителю Адриану: пусть эльф чувствует, как металл врастает в его тело. Пусть боль усиливается с каждым часом.
- Уходим, - сказал Тит.
Следующий раз Тит поднялся по ступеням Башни Белого Золота через три дня. В городе еще сражались с недобитыми эльфами, а с юга ползли ветра и тревожные вести: Доминион собирается взять реванш. Но Имперский город почти очистили от талморской чумы; и нередко солдаты задирали головы к Башне, тыкая пальцами в неподвижно висящую фигуру.
Голый лорд альтмеров с дырами в руках, ногах и между ног оказался отличным символом победы Империи.
Тит опасался (и совсем чуть-чуть надеялся): пленник мертв. Людям хватало трех дней под палящим солнцем, чтобы умереть от обезвоживания. Память о Марше Жажды свежа.
Но альтмеры не зря считали себя высшей расой. Лорд Наарифин встретил его равнодушным взглядом, и зелень в его глазах была все та же – колдовская, змеиная, словно яд плескался в нефритовом кубке.
Он пытался высвободиться. Разорвать собственные раны и сорваться в многоцветное месиво Имперского города – с тысячи футов высоты. Края голого мяса вокруг штырей потемнели и заветрились, заставляя думать о некромантии и несвежих мертвецах. Однако эльф дышал, а кровь на губах алела ярко.
Тит ухмыльнулся: альтмер грыз губы. Не скроет.
Он ступил на узкий карниз, чтобы приблизиться к пленнику.
- Ты даже не спросишь зачем я пришел, лорд Наарифин?
Если бы тот мог шевелиться, мог бы попытаться и столкнуть Тита. Напротив, альтмер расслабил мускулы, которые после трех суток без воды обрисовало еще четче. Золотистая кожа вместо того, чтобы потемнеть от жара, сделалась светлее.
«У него лихорадка».
Тит едва не вздохнул разочарованно: все-таки эти высшие эльфы – изнеженные существа, чего бы ни воображали о себе.
- Зачем? Ты сам ответишь, человек, - сказал тот, когда Тит уже собрался уходить.
Голос у него был негромкий, вкрадчивый, и заставлял думать вновь о текучих блестящих змеиных телах. Он говорил с некоторым трудом, несколько раз дрогнул аккуратный кадык, когда сглатывал пересохшим горлом.
- Отвечу? Что ж, может быть, и отвечу. Твоих перебили. Они удирали, врассыпную удирали, словно клопы. Генерал Джонна вешает их на столбах вдоль дороги вниз головой. Тебе такое счастье не светит, нельзя, чтобы ты издох слишком быстро, - Титу хотелось прошипеть прямо в заостренное ухо, но и стоящему на земле Наарифину едва доставал до плеча.
Снова снизу вверх. Проклятье.
- Ты не придумаешь новой пытки мне или моим воинам, человек. Ничего, что я бы не творил с вами. У меня много времени, человек, и мне скучно. Хочешь, расскажу, как мы отпиливали людям стопы? Как обмазывали медом, а маленькие валленвудские меры подзывали пчел и шершней на пир? Босмеры потом ели таких казненных: от меда и пчелиного яда, говорят они, мясо становится нежным.
- Заткнись! - Тит схватился за штырь. Тот самый, в паху. Тыльную сторону ладони мазнуло крайней плотью – нежной и неестественно-сухой.
Его передернуло.
Наарифин улыбнулся. Нефритовый яд перетекал за преграду ресниц; Тит вспомнил все россказни об альтмерах: мол, способны одурманить и зачаровать, сломить самую сильную волю.
«Ничего. Они тоже из плоти и крови. Умирают и даже визжат от боли».
- Значит, не хочешь, - заключил Наарифин. – Тебе больше нравится трогать меня? Понимаю. Совершенство недоступно в более… ординарных условиях.
Тит все еще почти прикасался к паху эльфа. Он разжал пальцы, скривился в омерзении, отступил.
Альтмер провоцировал его. Тит представил, как расхохочется, если победитель - Император, - поскользнется на мраморном карнизе и свалится вниз.
- Что ж, пользуйся, - добавил Наарифин. – После того, как Талмор вернется в «имперский» город, у тебя останется лишь возможность целовать наши сапоги.
- Ты отвратителен, - выплюнул Тит. В прямом смысле – брызги слюны осели на горячей коже, высохли моментально, словно тело жадно глотало любую влагу.
«Сожрал и такую подачку?»
- На рассвете казнили сотню твоих сородичей, эльф. Трупы швырнули псам, но даже голодные дворняги не жрут желтую падаль. Совершенство? Нет. Ты просто груда тощего мяса на вертеле, лорд Наарифин.
- Самого лучшего мяса. На моем месте, император, ты оказался бы лишь четвертым сортом… после кхаджитов и даже ящериц Чернотопья. Но это пустой разговор. Развлеки меня, человек: как я уже говорил, мне скучно.
- Развлечь?
Тит выхватил кинжал. Он жмурился, и мелькали ворохом картинки – острие под ногтями Наарифина, раскрытое дымящейся красной пастью, брюхо и вывернутые ребра. Даже высшие эльфы порой бьются в агонии и блюют кровью.
Тит убрал кинжал в обитые серебром ножны.
- Пожалуй, нет. Поскучай еще, лорд Наарифин.
Битва Красного кольца, уже назвали ее. Тит Мид II одержал блистательную победу и изгнал альтмеров из Имперского Города. Козлоголосый бард тянет длинную, бесконечную, как планы Обливиона, ноту, прославляя победителя.
Но в тот вечер император пил вино – скорее, воду, разбавленную кислятиной-уксусом. Разбавляли не для вкуса, но боясь эпидемий. Трупы альтмеров пришлось сжечь: распухали и разлагались они столь же зловонно, как и тушки дохлых крыс.
Башня Белого Золота напоминала склеп или завшивленную ночлежку монструозных, даэдрических размеров. Золота в ней не осталось. Гобеленов, лепнины и фресок – тоже; эльфы не уничтожали произведения искусства; всего лишь забирали, бережно и аккуратно. Щербленный мрамор скалился гримасой нищего, в разбитых окнах выл козодой-ветер. Апартаменты императора – пустые и мертвые, как тысячелетний вываренный череп.
Или как гора свежих черепов.
Тит думал о восьмом легионе.
Тит не хотел знать, что именно с ними делал Наарифин.
«Ничего страшнее ты не выдумаешь для меня, человек».
- Будь ты проклят, - кубок покатился по столу и рухнул с печальным «дзень!», опрокидывая темно-розовое содержимое. Целое мгновение Тит пялился на бронзовый кубок и лужу – золотое и багряное, эти цвета преследовали его. Потом метнулся мальчишка-виночерпий.
Зеленое, думал Тит. Недостает зеленого.
- Будь ты проклят, - повторил он, и долго тер виски. А затем махнул рукой – все прочь.
Первым шмыгнул бард, так и не допев о героической победе. Красное кольцо, в конечном итоге, сжималось на горле «победителей».
Вопрос времени. Тит знал.
Вопрос времени и альтмера на шпиле Башни.
Он вернулся к распятому эльфу день и ночь спустя. Прежде, чем подойти, щурился: солнце снова пылало во взлохмаченных волосах, превращая белесые нити в огонь, солнце проникало и в сквозные раны, отчего казалось, будто альтмер прозрачен, сияет изнутри.
Наарифин заметил его: Тита встретила знакомая нефритовая зелень.
- Ты вернулся.
Губы у него ссохлись, и чудилось, будто эльф скалится или ухмыляется.
- Почему вы отвергаете нашего бога? – спросил Тит. Он снова шагнул на карниз, глупо и бессмысленно рискуя жизнью. Ради чего? Религиозного спора с талморцем? - Империя согласилась бы выплачивать дань, может быть, даже получилось договориться о Хаммерфелле. Но Тайбера Септима, Талоса, почитают всюду, особенно в Скайриме. Нельзя просто взять и запретить верить. Вы глупы, если не понимаете это.
Вот теперь Наарифин точно усмехнулся: лохмотья губ закровоточили. Сколько же крови… и ведь жив до сих пор, мелькнула у Тита мысль, чересчур похожая на сочувствие, и он откинул ее.
- К чему верить в ложных богов? Ваш Тайбер Септим – всего лишь человек, смертный и из рода смертных. В гордыне своей вы почитаете его как бога, но булыжник не станет алмазом, если вправить его в золото.
«Золото».
Золотом и солнцем мерцала кожа эльфа. Со своего возвышения, он напоминал идола, говорящую статую, вроде даэдрических фигур, что ведут беседы и приказывают своим аколитам.
Хотелось рвать ногтями. Просто убедиться: он все еще живой – из плоти, не металла. Ржавые сваи – кара и насмешка. Не часть его.
- Вам-то что за дело? – Тит рассердился на себя. Нельзя поддаваться чарам альтмера. С самого начала нельзя было приходить сюда – пусть бы болтался, пока…
«Пока – что?»
- А хотя, знаю. Вы до сих пор не можете простить, что первый Септим заставил вас поджать хвост, указал вам ваше место.
- С помощью оружия меров, Нумидиума. Короткоживущие плохо запоминают… детали. Итак, ваш «бог» - всего лишь тень нашего величия.
Тит ударил его.
Без затей – кулаком в живот, под костяшками неприятно-жестко спружинило. Кожа и мышцы альтмера стали суше песка в пустыне Алик'р. Солнце полыхало в нем диким огнем, не щадило его.
Наарифин попытался засмеяться и захлебнулся спазмом.
- Лживые твари. Перевираете все в угоду себе. Никогда не стать вам великими вновь – смиритесь. Прошло время эльфов. Слышишь, лорд Наарифин? Никогда снова.
Тит кричал.
Насмешливая зелень оплетала его. Целое змеиное гнездо ползало за шиворотом. Со лба упали две капли пота.
Тит кричал и думал о Башне Белого Золота.
Башню построили альтмеры. Наарифин все сильнее напоминал часть ее, будто врастал в камень.
Золото к золоту.
Духота опустилась на Имперский Город конопляным мешком. С юга стягивались тучи птиц – воронье и стервятники. Они задерживались на вершине Башни, надсадно каркали и пикировали вниз, норовя зацепить когтями. Вороны были жирные, отожравшиеся, дохлыми кошками и собаками брезговали. Привыкли к более изысканной пище.
- Эльфы скоро прорвутся, ваше величество.
Генерал Дециан склонился перед Титом – рослый сухопарый мужчина, еще не старый, но седой, весь какой-то угловатый, и тоже похожий на мрачную птицу.
- Генерал Джонна еще сдерживает их, но талморцы как с цепи сорвались. А у нас истощены ресурсы.
«Я знаю», - промолчал Тит. Еще немного, и придется жрать ворон. Или драться с воронами за трупы эльфов и друг друга, в точности как талморские «младшие братья» - босмеры.
- Возможно, нам придется заключить с ними мир.
Кто-то взвизгнул, тонко и пронзительно. Тит поднял больную, тяжело гудящую голову, поискал взглядом виновника
Целитель Адриан. Этот все стаскивал в кучу альтмерские трупы, уродовал их коротким ржавым кинжалом. Может быть, насиловал. Тит предпочитал не спрашивать. Ему хватало собственного… трофея.
«Золото».
- И еще одно, ваше величество, - острые колени Дециана едва не втыкались в мрамор – в слой грязи поверх мрамора. – Леди Араннелия каким-то образом узнала, что лорд Наарифин у нас, и он все еще жив. Талмор требует выдать его в обмен на тысячу наших пленных.
Тишину резало воронье карканье.
- Кто из наших военачальников в альтмерском плену? – осведомился Тит.
- Никто, ваше величество. Но тысяча…
- Лордов не меняют на солдат, - сказал он; и ненавидел себя.
В рядах солдат ему послышался шепот: «Император все ходит к вершине Башни, к самому шпилю. Каждую ночь проводит там».
И это правда.
Тридцать вторые сутки миновали, а эльф жив.
«Все еще жив, проклятая тварь».
Но, поднимаясь, Тит услышал болезненные стоны, которые не затихли при его приближении; и когда ступил на знакомый карниз, понял причину.
Птицы выклевали Наарифину глаза. Раскормленные войной вороны пристрастились к человеческому и эльфийскому мясу, не могли не поживиться сладким куском. Тит отшатнулся, словно хлестнули по лицу. Пустые глазницы кровоточили медленно и лениво – эльф дышал, но умирал; уже неделю медленно и безнадежно умирал. Крови осталось с наперсток. Разрубленная когда-то нога распухла и посинела. Облупились в черноту ногти.
В свалявшихся волосах запутались перья, плечи запачканы птичьим пометом. Воронье поклевало и раны вокруг штырей, отчего Наарифин раскачивался вперед-назад, но сил соскользнуть вниз не осталось.
К правой щеке прилипла пара белесых ресниц. Все, что осталось от ядовитого нефритового взгляда.
Тит собирался сказать: талморцы предлагали освободить тебя, а я отказался. И не сказал: эльф все равно промолчит. Может быть, язык присох к нёбу или тоже выклеван.
Но дело сделано, Тит отравлен, и знает альтмерский ответ.
«Ты скормил тысячу людей собственной ненависти. Меня съели падальщики, а тебя – ненависть и гордыня».
Наарифин глухо стонал. Цена гордости – слепота, подумал Тит; и снова достал кинжал.
Хватит.
Он закончит все сегодня.
- Белое золото, - пробормотал Тит. Спустя секунду кинжал в который раз вернулся в ножны.
Тит заплатил великую цену. Он должен сохранить то, за что платил.
Спустя час он вернулся с магом. Наарифина теперь не спасет никакая магия, однако Адриан был не только целителем.
- Врата Обливиона, ваше величество? Но…
Адриан опять трясся. На верхних ступенях он шмыгал носом: ну и вонь, а источник запаха заставил подпрыгнуть. Да, чуть не ответил на непрозвучавший вопрос Тит, вот в это превращаются благородные альтмерские лорды, если месяц висят на ржавых сваях и собственных костях.
- Именно. Открой врата Обливиона и призови даэдра.
Тит не любил повторять приказы. Объяснять – тем более. Но сейчас пришлось; маг еще должен передать его волю потусторонней твари.
- Талмор кичится: спас Тамриэль от нашествия оттуда. Эльфийские лорды когда-то сражались с дремора и даэдра, закрывали Врата. Думаю, там обрадуются подарку.
- Да, ваше величество.
Адриан согнулся в поклоне. В его капюшон нагадила ворона.
Козьи внутренности и черепа троллей магу не понадобились. Час он вычерчивал руны – в том числе прямо под изъеденным альтмерским телом, тревожа недовольных птиц и нервно озираясь. Адриан цеплялся за камни, ступни неуверенно скользили по карнизу.
Тит наблюдал за приготовлениями. Наарифин шевелил ртом, шепча то ли молитвы, то ли проклятия; кожа сползала клочьями. Однажды Тит сражался в скайримской крипте с местной нежитью – драуграми, вот таким драугром и стал красавец-альтмер.
«Жаль, вы так недолговечны, золотые украшения Золотой Башни».
Портал заискрил синими и белыми всполохами.
- Я сам буду говорить с даэдра, - Тит обогнул мага и схватился за тот-самый штырь в эльфийском паху. Портал мерцал ровно напротив.
Внутри не было ничего, только голос – в голове Тита, без тембра и интонации:
«Чего ты хочешь, жалкий смертный?»
- Забери его. Он говорил: ты не сумеешь выдумать пытки, какую не выдумал бы я. Я сумел.
Тит рассмеялся.
Голос в голове – тоже. Синева поглощала Наарифина, растворила сваи и заткала раны. Пустые глазницы мерцали пронзительно-сапфировым. Сапфиры вместо змеиных нефритов. Справедливый обмен.
- Да здравствует Империя! Да сгинет проклятый Доминион! – выкрикнул Тит, чтобы слышал Адриан, а затем шепнул голосу-в-голове:
«Не убивай его. Я плачу собою. Не сейчас, но…».
Даэдра хохотал.
«Хорошо, смертный. Вы оба принадлежите мне, а белое золото - твое».